- Хоть письмо ей напиши, - посоветовала я, дотянувшись до полки, где хранились стальные перья. - А то ведь нехорошо получится…
- Уже…
- Вот теперь молодец…
Он усмехнулся.И подвинулся ближе.Лаборатория у меня просторная,тут уж род постарался, но закуток для отдыха получился крохотным. И странное дело, теперь меня это даже радовала.У Диттера теплая рука. И пальцы его скользят по моей ладони, делясь этим живым теплом.
- А ты, если бы знала, что жить осталось недолго… кому бы ты написала?
Хороший вопрос.
- Никому, – подумав, ответила я. – Гюнтеру, пожалуй… он переживает. И еще Аарону Марковичу распоряжения оставила бы… но это другое.
Другое.И выходит, что по-настоящему близких людей у меня нет? Тех, кому было бы не плевать на мою смерть, и тех, на кого не было плевать мне самой.Даже Адлар и Патрик – приятели, не более… с ними весело было проводить время, а ещё Адлар в финансах разбирался, дал пару толковых советов когда-то… с женщинами у меня вообще не складывались отношения… и да, я одиночка.Была.И осталась. Да? Определенно.
- Чай пей, – велела я, отстраняясь. Какой-то… неприятный разговор пошел. Неудобный.
- Отравить пытаешься?
Смешок.
- А разве надо?
- Не знаю…
- Лучше скажи, - я подняла чашку и принюхалась. Чай получился правильный, с тягучим густым ароматом, щекотавшим нос. - Как ты вообще в лабораторию попал.
- Попросил. И меня пустили.
Даже так…
- А защита?
- Не такая она и сложная… что? Я хорошо учился… надеялся в свое время дорасти до главы ордена…
- Честолюбив.
- Немного, – не стал притворяться Диттер, принимая чашку. Он принюхивался осторожно,и на меня поглядывал, будто пытаясь решить, можно ли пить это или не стоит. – Все мы грешны… и как прогулка?
- Интересно…
…скрывать что-либо я не видела особого смысла.
Глава 40
Утро.
Я ненавидела утро раньше, ибо тяжелый гонг возвещал о начале нового дня, а Гюнтер распоряжался подавать завтрак. И мне приходилось спускаться, даже если я только-только легла.Еще я ненавидела утро, поскольку завтрак накрывали в столовой.Вишневые панели.Шелковые обои с давно вышедшим из моды рисунком. Позеленевшая бронза герба, закрепленного на стене. Стяги, которые добавляли торжественности, напоминая о величии рода… зачем это было делать именно в столовой? Но больше всего меня раздражал длинный стол из мореного дуба.Он растянулся на всю комнату,и садясь во главе его, - порядок требовал подчинения – я чувствовала себя… обманщицей? Глава рода? Какого?
Столовая пуста, и только вышитые золотом гербы поблескивают на спинках стульев этакими намеками. Мол, не осталось рода, а те представители его, которые уцелели, разве достойны того, чтобы сидеть за этим столом? И сама я… занимаю кресло, но по праву ли…Сопливый инквизитор был далек от сомнений.Вильгельм устроился на кресле, явившись к завтраку все в том же халате, уже изрядно мятом и обзаведшимся выводком пятен… и кажется, на рукаве халат прожгли, а слева вывернули те самые мерзопакостные капли, которые мейстер прописывал от простуды.Был Вильгельм мрачен.Глаза его покрасневшие слегка гноились. Из носа текли сопли, которые он незатейливо вытирал то салфеткой, плевав на монограмму и, что куда сложнее, накрахмаленную ее жесткость, то рукавом. Время от времени он шмыгал.Чихал.И начинал трясти головой…Монк устроился подальше и выглядел мало лучше. А вот Диттер был бодр.
…халаты надо забрать, а то у наших гостей странные представления о приличиях. Но этот хотя бы сопли не подтирает, но тихо дремлет над утренней овсянкой.
Яичница с винным соусом.И взбитое с лимонным соком масло к булочкам. Кунжутная паста и традиционный бекон, который получился воздушным, хрустящим. Свежий хлеб, слегка неровный и влажноватый на срезе…а они не едят.Это зря.
- Все это дурно пахнет, – Вильгельм в очередной раз хлюпнул носом и, зачерпнув ложку вязкого варева, украшенного россыпью ягод, сунул в рот. Проделал он сие с видом мученическим, хотя по себе знаю, овсянка получилась вполне приличная. - Как-то… одно дело, когда кто-то возомнил себя пупом мира… силу там… власть… это я понимаю. А вот затевать игру, чтобы кто-то наследство получил…
- Думаешь, случайность?
- Скорее попытка объединить одно с другим… - Вильгельм зажмурился и содрогнулся всем тощим своим телом. А ведь у него жар, вон, вспотел весь… и что нам делать?
Нового инквизитора вызывать, заявив, что старый сломался? Или ждать?
- И это плохо, – произнес он осипшим голосом. – Потому что значит, ублюдок не безумен… не в той степени, чтобы возомнить себя новым божеством… он знает, что делает… прекрасно понимает… и следы заметать приучен…
Громкий чих прервал речь.И Вильгельм закрыл салфеткой лицо, силясь справиться с новым чихом.
- Он… ему нравится играть… да… ты показал ей, что вчера нашли?
- Нет.
- Зря… чем вы занимались? Переспали? – а вот этот вопрос его даже несколько оживил.
- Нет, - сухо ответил Диттер.
- Ну и зря, – новый чих и вздох,тарелка с овсянкой, сползшая к краю стола. А между прочим, сервиз исторический,изготовленный по особому заказу моей прапрабабки… в теории небьющийся, но вдруг да чары за столько лет развеялись?
- Голова не работает… - пожаловался Вильгельм, поднимаясь. И Монк торопливо подставил ему плечо. – А вы… наведайтесь к скорбящим родственничкам… послушайте… эту бабу не трогайте, а то ж спугнете мне…
- А если сбежит?
- Не сбежит, - Вильгельм тряхнул головой и громко икнул. - Куда ей бежать… она ведь уверена, что все удалось… да… знает она навряд ли много, но если возьмем, основной фигурант занервничает. Так что не трогайте пока, а мне… отчитаться надо… глава ордена нервничает… хорошо ему там… сидит толстой жопой в красном кресле и нервничает… у меня, между прочим, простуда… ненавижу простывать… и городок ваш тоже… и вообще я в отпуск хочу… а он нервничает…ворчание это стихло, лишь когда Вильгельм удалился из столовой.
- Он pедко болеет, – Диттер сунул в рот перепелиное яйцо, закусив чесночным соусом.
А соус кухарка делает непревзойденной остроты.
- Запей, - я протянула стакан молока, которое традиционно подавали к завтраку, хотя не припоминаю, чтобы, кто-то в этом доме хоть когда-то пил молоко.
Но вот, пригодилось.И по спине похлопала.Заботливо подвинула тарелку с овсянкой и велела:
- Ешь.
…брючный костюм темно-винного цвета смотрелся несколько вызывающе, но я крепко подозревала, что, даже примерь я траурное платье длинной в пол, мне не обрадуются. А если так, то к чему изменять привычкам?Костюм был выписан из столицы.Паутинный шелк.Изящная вышивка.И крохотная шляпка с вуалью, усыпанной фианитами. Брюки широки и на первый взгляд напоминают юбку, но… мне всегда нравилось шокировать наше застывшее в веках общество.Черная сумочка.Капля духов.Алая помада, оттенившая цвет глаз… и Диттер в заношенном своем костюме, похожий на бедного родственника. Правда, на сей раз из образа несколько выбивалась трость.
Наборная.С набалдашником в виде птицы, расправившей крылья. Когти птицы впились в человеческую голову,исполненную с высочайшим мастерством. Искаженное мукой лицо, раззявленный в немом крике рот и пробитые птичьими когтями глазницы…помнится, в оружейной комнате что-то такое было.
- Я на время, -- смутился Диттер, прижимая трость к груди. – Просто… иногда револьвера недостаточно, а…
…точно, ее мой прапрадед приобрел.То ли артефакт редкостный,то ли просто уродство восхитило, но если Диттеру нравится, пусть забирает. В этом доме полно древнего хлама, который просто-напросто некому оценить по достоинству.
- Это вишлесская гибкая трость, - кажется, мое молчание было воспринято вовсе не как согласие. - Я думал,их почти не осталось после мятежа углежогов…
Он что-то сделал,и трость, до того толстая, увесистая – теперь я ее вспомнила распрекрасно – стала мягкой. Она стекла на пол, превращаясь в змеиный хвост, перетянутый характерного вида кольцами. Да такой плетью хребет можно перешибить с одного удара.